Необходимое пояснение. Так уж сложилось, что говорящих сердцем поклонников творчества группы «Кино» и, в частности, Виктора Цоя, в нашей удивительной редакции не нашлось, так что поход на «Последнего героя» Алексея Учителя доверили самому огневому, то есть мне. О своем личном отношении к музыке «Кино» я на этот раз предпочту умолчать: все-таки у нас здесь не музыкальный поросятник, а киноиздание. Вот о кино и поговорим, всем прочим добро пожаловать в соседнюю песочницу. Спасибо, погнали.
 

Определимся сразу: «Последний герой» — это надгробие. Надгробия не делаются из пенопласта, следовательно, фильм, пусть и длящийся всего час, оставляет гнетущее, стотонное ощущение непоправимой беды. Учитель, как может, задает именно этот тон: открывая ленту картавым вещанием безвестного юродивого, причитающего что –то о грядущих переменах и явлениях, местах, где Он слышит стихи и песни, контрразведке и спецслужбах, которые, конечно же, стояли за трагедией. Камера отъезжает и перемещается во двор: оказывается, бородатый блаженный сидит на втором этаже дома, в цоколе которого размещается легендарная Камчатка, в которой Цой служил истопником. Умалишенный курит одну за одной, уставившись собачьим взглядом за окно.
 

За окном толпа молодых людей приветствует «козами» и «юнити» черно-белый портрет Цоя в два человеческих роста. Они патлаты, некоторые в цепях и косухах, с булавками и значками, и все, конечно же, выглядят очень смешно: примерно также о наших дредах и тоннелях в ушах будут, втихомолку ухмыляясь, судачить наши дети. Беснование продолжается недолго и завершается кадрами, которые могли бы быть сняты и сегодня безо всякой поправки на внешний вид: молодой человек, пьяный до полного освинения, падает на том самом месте, где недавно лежали цветы и горели свечи. На контрасте: мать Виктора рассказывает о том, как он, весь в белом, снился ей и приходил прощаться. «Он ушел в свет, понимаете? Если в белом костюме, значит, он попал в свет», — дрожащий голос за кадром. Действительно, при жизни представить Цоя в белом  костюме практически невозможно. Это первая глава, «Сны». Всего их, кажется, семь – плюс эпилог. Выстроены они по одной и той же схеме: той или иной степени психоделия, документальные съемки, интервью, фрагмент концертного выступления, как нетрудно догадаться, одного и того же.
 

Самого Виктора в фильме практически нет – только Цой. То есть, в том смысле, что нет как действующего персонажа: он изредка появляется на каких-то кухнях, один раз в студии (кстати, про музыку «Кино» как таковую в фильме также не сказано практически ни слова, и от этого на душе остается лишь облегчение), немного на фотографиях, на Камчатке – с гитарой и лопатой, но – ни слова не произносит, лишь улыбается застенчиво. Говорят за него другие. Мать – «». Cупруга Марьяна – «Когда Виктора укладывали в гроб, мы закрыли ему лицо черной тряпкой. Он бы никогда не позволил себе появиться на людях не в форме». Сын Саша – «Я сочиняю песни, у меня их так много, что они уже перепутались в голове и ползают там». Брат – «Витя уже не первый брат, которого мы хороним». Сам режиссер Учитель со сценаристкой – «Ну так вот, он сказал, что Диснейленд – это такое место, где сразу хочется попросить политического убежища» (совсем крошечный эпизод, и тот закадровый). Мистическая Жена Короля Земного Рока Виктора Цоя (к сожалению, не представилась) – «И тогда они явились снова, и спросили, да или нет. Я ответила: да, готова». Девушки, живущие в кладбищенском туалете годами, всемером в одной комнате – «Лишь бы быть к нему поближе, мы не маргиналки, вот у нее папа – подполковник КГБ». Послушница из монастыря – «Я люблю Бога, но и рок-музыку тоже люблю, а Цой не может быть канонизирован, он не святой, ведь толпа уже сотворила из него кумира». Тяжко.

 

Впрочем, однажды голос Виктора-человека, а не Цоя-певца, с экрана все-таки звучит: во время монолога, в котором он озвучивает чуть ли не свое понимание Пути самурая – «Я не могу их ничему научить, я такой человек, что сам хочу учиться чему-нибудь». На фоне общей шизофреничности происходящего, начиная с исполнения 6-летним Сашей Цоем песни собственного сочинения про Красную звезду и заканчивая потухшим голосом сортирной жительницы, на полном серьезе поясняющей, что у нее и товарок нет никакой личной жизни, это выглядит едва ли не откровением высшего порядка. Как, впрочем, и до ужаса простые песни «Кино» на фоне официальной эстрады своего времени и общего бреда, творящегося в медийном поле на стыке времен. Тех времен, когда и слова-то такого «медиа» почти никто не знал. Этот эпизод, как и лучшая версия не самой известной песни «Кино» «Я посадил дерево», наивной и чудесной, – пожалуй, самые светлые минуты фильма.
 

Финал, он же эпилог, своей прямолинейностью оставляет желать. На кладбище привозят новый памятник Цою. Толпы фанатов ожидают. Сидят на чужих могилах, пьют, курят, бычки бросают прямо за оградки, топчут цветы. Безымянная старуха-уборщица бессильно ругается: «Для вас Цой — все, а чужие могилы погадили, а это, между прочим, герой Советского Союза здесь лежит. А ну-ка убрали всю вашу грязь и харкотину! Не вы, не вы… Я сейчас с вашего Цоя всю зелень поснимаю и цветы». Что вы там поставили в качестве эпиграфа к фильму, господа промоутеры? «Смерть стоит того чтобы жить»? Ну да.
 

Легенда о внезапно пропавшей пленке с оригиналом фильма, найденной аккурат в момент, когда ее можно успеть отреставрировать, перевести в «цифру», перемастерить звук и выпустить в прокат в качестве всероссийской акции, не выдерживает, конечно же, никакой критики. Если бы последний продюсер «Кино» Айзеншпис был жив, всю эту движуху можно было принять за очередную его находку, но это не так. Как бы то ни было, музыка жива, пока ее помнят. С людьми, кажется, происходит то же самое, так что, с определенными натяжками, «Последний герой» можно признать удавшимся проектом. Но хочется отметить и другой аспект, сугубо киноманский. Благодаря этой архивной пленке, выпущенной на экраны спустя 17 лет после своего появления на свет, мы можем сделать вывод, как прогрессировал режиссер Алексей Учитель, как он сумел положить руку на открытую рану и держать ее там достаточно долго. Редкое умение, пусть и творит Учитель по методам одного злого мальчика из одной английской сказки: стреляя прямиком в открытые сердца. Хорошо, что за 17 лет многие сердца уже успели закрыться, а новых распускается все меньше.
 

И еще. Я человек с резиновым сознанием, в том смысле, что могу понять очень многое. Но я не могу понять (и мое отношение к Цою здесь абсолютно не причем), неужели перед единственным сеансом единственного фильма в году в единственном кинотеатре внушительной по приморским меркам киносети, приуроченном, если что, к годовщине смерти, нельзя было отказаться от рекламного блока в 10 минут? Развлекательные центры, игропарки, шашлычная, баня, кинофестиваль, мост на остров Русский, кеды с роликами, радиостанция, ночной клуб, диджей Паша Кореец как апофеоз. Это что-то запредельное, на этом фоне даже реплика детским голосом «Цой жив, хватай, а то убежит» на первой минуте фильма не кажется кощунством. Аплодисменты.