Плюшевый ад

День, когда стало известно о том, что создатель «Кошмара перед Рождеством» Генри Селик берется за экранизацию «Коралины» Нила Геймана, в своем внутреннем календаре я отметил как праздничный. Трудно представить себе более подходящий союз художника и сюжета. Да что там «союз»: «Коралина» и Селик с самого начала были созданы друг для друга, ожидая лишь часа, когда звезды, карты и производственные бюджеты сойдутся в одной-единственной необходимой им точке. Им – но и нам тоже. После мультфильмов, подобных «Коралине», точных даже в самых маленьких мелочах, сработанных любовно и с душой, без оглядки на заигрывающие с обитателями яслей многомиллионные блокбастеры про веселых зверюшек, становится весело и страшно в одно и то же время. Если только еще есть на свете мультфильмы, подобные «Коралине».

О том, что свои сказки Нил Гейман пишет вовсе не для детей, мы говорили еще после премьеры «Звездной пыли». Уже тогда становилось здорово не по себе от того, как пасторальный сюжетец о деревенском дурачке и его напыщенной возлюбленной в считанные секунды то взмывал под облака, то опускался в самое пекло, обнажая совсем не ребяческие страсти. К сожалению, Гейман не самый издаваемый писатель в России, поэтому у родителей шанс повестись на дурацкий суффикс «…в стране кошмаров» и веселенькие афиши в пестрых тонах довольно высок. Если поведутся и прихватят на сеанс своих чадушек младшего школьного возраста, пусть пеняют на себя. Не исключено, что после этого придется серьезно раскошелиться на визиты к детскому психиатру. «Коралина», несмотря на всю свою цветастую мультяшность и «честное» 3D, а, скорее, как раз благодаря именно им, способна нагнать на впечатлительных малолеток неслабой жути. Как анонсировал свою сказку жирный котяра в старом мультике про неумытого домовеныша Кузю: «Страшная? Других и не знаем!».

Еще в прологе почтеннейшая публика получит возможность убедиться, что «трехмерность» «Коралины» и «трехмерность» какого-нибудь «Вольта» — это, скажем так, совсем разные вещи. Произойдет это на сцене, в которой огромная механическая рука воткнет вам здоровенную иглу прямо в глаз. В эти секунды даже те, для кого Гейман и Селик – в общем-то, совершенно пустые имена, поймут, что технология технологии рознь, но будет уже поздно. Поначалу проснувшуюся было бдительность снова усыпят: любопытная девчушка Коралина одиннадцати лет переезжает с родителями на городскую окраину, в домишко, населенный всяким веселым сбродом. Среди соседей – дрессировщик с чудной фамилией Бобинский, в прошлом – ликвидатор последствий Чернобыльской аварии, его ручные мыши и две актрисы в отставке – сущие нимфы. Все они сумасшедшие, но особой опасности не представляют, по крайней мере, до тех пор, пока Коралина не пробирается через крохотную дверцу из собственной гостиной в параллельный мир.

Он похож на рай земной. Здесь тоже есть папа и мама, но они в сто, нет, в тысячу раз лучше, чем те, привычные! Другой Папа и Другая Мама не читают нотаций и не пытаются воспитывать! Другому Папе не все равно, что происходит с любимой дочкой, он не старается спрятаться от нее за компьютером, а Другая Мама так и норовит угостить чем-нибудь вкусненьким. Только все цветы в Другом Мире имеют острые зубы, кресла похожи на закованных в хитин гигантских жуков, а собачки-терьеры вместо того, чтобы гавкать и носиться по дворам, летают по воздуху. Ну и да, у всех здешних обитателей вместо глаз пришиты большие черные пуговицы. С четырьмя дырочками.

Уже с первых же кадров, на которых нам показывают Другой Мир, становится ясно: такого шанса оказаться в Сказке может больше и не представиться. Совершенное, ирреальное безумие, которым все здесь проникнуто, не поддается описанию. Каждый коралинин шаг по ту сторону экрана – повод для восхищенных стонов по эту. Таких домов, деревьев, плюшевых котов (страшных, как сама смерть, но при этом желающих тебе только добра) не бывает, но вот же они, перед глазами, можно протянуть руку и потрогать – благо, корявые на вид 3D-очки исправно делают свое дело. Самое главное, как пелось в хорошей советской песне, это сказку не спугнуть. Ироничную, глубокую, страшную и смешную, безумную. Как раз такую, чтобы каждый, в котором осталось от ребенка хоть что-то, мог не стесняясь собственных чувств вопить от восторга, пусть ему на днях стукнуло хоть пятьдесят лет.