Премьера «Майкл Джексон. Вот и все» состоялась в России одновременно со всем цивилизованным миром. Релиз сопровождался безумной истерией, дошедшей даже до отечественных федеральных телеканалов: то тут, то там появлялись сюжеты о призывах свежеиспеченного общественного движения «Это еще не все» бойкотировать фильм, в котором нам «все равно не покажут правду», билеты на сеансы в крупных городах раскуплены на несколько дней вперед, а братья Джесо и его сморщенный папа вновь оказались на первых полосах и в прайм-таймах. Противники фильма утверждают, что события в нем поданы под выгодным продюсерам и дельцам углом, а столь поспешное производство и прокатные ограничения (утверждается, что фильм пробудет на широких экранах не более двух недель) служат лишь одной цели – обогатиться на почившем Джексоне. Возможно, так оно и есть, даже скорее всего, но. Кому было бы лучше, если бы эта двухчасовая нарезка из лучшего шоу на планете, которое из простых смертных так никто и не увидел, никогда бы не увидела свет? Если бы этот худой инопланетянин в огромных очках так ни разу и не произнес с экрана «Хранит вас Господь»? Если бы он ушел без единого «Прощай», так и не отыграв 50 исполинских лондонских концертов подряд? Мы бы не стали любить его меньше, но дешевое равновесие и без того несправедливого мира стало бы еще очевиднее. Так что – пусть хотя бы так. Эта летающая тарелка, как писал Александр Горбачев из «Афиши», может быть, и сломалась, но часть архивов все-таки рассекретили.
 

«Вот и все» — ни в коем случае не эпитафия, не надгробие и не кладбищенский памятник. О смерти Майкла в фильме не говорят ни слова, а сам он вовсе не выглядит истощенным или смертельно уставшим, скорее, чересчур скромным и даже застенчивым в общении, хрупким и немногословным. Часто улыбается, без конца благодарит тех, с кем работает, сверхэнергично участвует в постановке и лично оценивает технические премудрости, сосет чупа-чупсы и трогательно благодарит Бога (кстати, на фоне известий о том, что на родине своего друга-султана Джексон принял ислам, странными выглядят и постоянно звучащее из его уст God bless you, и жесты крещения – не такие частые. Кто-то, очевидно, не договаривает). Фильм исполнен добром, он просто лучится светом, так, что невозможно даже поверить в то, что при жизни у Джексона было столько недругов, завистников и врагов: злоба и вот этот удивительно тонкий изящный Король? Это что-то из разных Вселенных, друзья. Несовместимо.
 

Это кино целиком состоит из репетиций и «прогонов» элементов Того Самого шоу, кадров из внешнего мира здесь совсем немного, и за это — отдельная благодарность режиссеру и постановщику Кенни Ортеге. Не нужен здесь остальной мир, пусть он останется в пастях шакалов с телевизионных каналов и грифьих клювах таблоидных культуртрегеров. Здесь же пусть будут сказка и волшебство: Black&White, Beat It, Billy Jean, I can’t stop lovin’ you, Thriller — в общем, добрая половина суперхит-синглов Джексона, которые, к слову, тоже были оперативно переизданы, но почему-то столь яркого протеста этот факт не вызвал. Волшебство творится по шагам, это тяжкий и безумно кропотливый труд, и за то, что нас пустили поглазеть на это таинство, нужно суметь быть хоть как-то благодарными. Все без исключения участники команды MJ, работавшие с ним на одной сцене, заявили в камеру, что дни, которые они провели с ним на одной сцене, - главнейшее событие в их жизни. Некоторые даже плакали, но улыбок было больше. При этом какой-либо пафос или гигантизм этому зрелищу несвойственен. Обстановка большей частью едва ли не камерная: вот Майкл негромко рассказывает, как он будет поджигать на сцене свой пиджак и топтать его ногами, а вот упрашивает гитаристку взять самую высокую ноту, на которую способен ее инструмент, аргументируя это так: «Это будет твой звездный час, а мы тебя поддержим». Мы. Тебя. Поддержим. Это он, на минуточку, гитаристке. Практически немыслимо, однако, так и есть.
 

Драйва хватает тоже, и фанка, и рок-н-ролла, куда же без этого. Но сейчас говорить об этом не хочется, слишком неделикатно было бы заканчивать материал вот так, на мажорной ноте, да и не хочется. По правде говоря, больше ничего не хочется: только плакать и слушать Bad (1987), Thriller (1982) или Dangerous (1991), и вспоминать интонацию, с которой Майкл на маленькую камеру признавался фанатам в любви, не рассчитывая, пожалуй, что эти кадры, сделанные для личного архива, увидит весь мир.

Слава Богу, что увидели.