Возможно, худший фильм из всех, что я видел в своей жизни. Восьмидесятиминутная галлюцинация, полуторачасовой героиновый приход, сладкая аминазиновая тошнота, огромный картонный комок в горле после фистулы торена, истеричный смех после стакана молоканки, тупое залипание после соломенного мачья внутривенно, эфедриновый движняк, бархатная вязка галоперидола. Местного Христоса зовут Румын, и к кресту его не прибивают, а присверливают электродрелью – за то, что любил не тех, кого следовало, убил не тех, кого надо, а еще килограммами раздавал хмурый везде, где бы ни появлялся, – ну это так, мелочи. Наверное, лучший фильм из всех, что я видел в своей жизни.

Начнем немного издалека. Я, по правде сказать, не очень понимаю, что творилось в голове у тех, кто разрешал этому фильму широкий прокат по всей стране (о том, что у нас свободная страна и нет никаких цензурных комитетов, пожалуйста, не надо, ладно?). На моих глазах зал, и без того пустой на три четверти, покинула едва ли не половина присутствующих – в основном, молодые мамы с детьми и, в основном, после первых упоминаний о сильнодействующих наркотиках, сопровождаемых подробными визуальными иллюстрациями процесса их употребления. Молодых мам с детьми можно понять: все-таки, отправляясь в ясный солнечный теплый денек в кино на сеанс в 16:00 меньше всего рассчитываешь на то, что тебе продемонстрируют зрелище, рядом с которым «Реквием по мечте», «На игле», «Экстази», «Высший пилотаж», «Больше Бена» — и какие там еще фильмы с наркотической окраской любят приводить в пример, когда объясняют, что именно нужно запрещать и не пущать? – выглядят натурально ангельскими забавами, безвредными, как детская игра в крысу.

Конечно, если и сравнивать «Я» с чем-то, то, в первую очередь, на ум приходят фильмы Балабанова, причем, как можно догадаться из вышесказанного, вовсе не «Жмурки» с «братской» дилогией, а «Груз 200», «Морфий» и, пожалуй, «Про уродов и людей», фильмы, что называется, «с репутацией». Отличие тоже есть, причем немаловажное, так что копиистом Игоря Волошина назвать никак не получается: в отличие от старшего коллеги у него кино подчеркнуто визионерское. Тут и клиповый монтаж, и съемка на «цифру», и смакование ракурсов, и буйство красок: от практически черно-белой «дурки» до воистину валтасарова пира где-то на Магадане. Балабанов с легкостью обходился без этого, но Волошин-то снял кино о собственной юности, а это всегда накладывает свой отпечаток. Я не знаю, насколько точно переданы события той самой юности в фильме, мне, человеку лишь взрослевшему в 90-е, сложно представить, что в декорациях разваливающегося СССР и его ущербного отпрыска — Российской Федерации — могли происходить события, ни в чем не уступающие историям Хантера Томпсона и Ирвина Уэлша, но и оснований не доверять Игорю Волошину у меня тоже нет. Потому что такой градус мрака, такой курс ада (если на минуточку представить себе, что в аду вообще существуют какие-то курсы и направления), столь запредельный уровень отчуждения нельзя, кажется, «сочинить из головы», не пережив хотя бы половины. Иначе есть реальный шанс двинуться этой самой головой и оказаться там же, где и твой главный герой. В дурке, на вязках, с серой, бромом и аминазином по два раза в день.

Нетрудно заметить, что о синопсисе фильма до сих пор рассказано крайне мало, и наиболее нетерпеливые уже копят слюну, чтобы пренебрежительно исторгнуть ее на пол: «Развел бодягу! Давай про кино!». Про кино, как говорилось в позабытом рекламном ролике, «сложно, но можно». Молодой человек (Смольянинов) не хочет идти в армию, но и помощью влиятельной мамы тоже пользоваться не желает в силу своего нонконформизма. У него проблемы с прокуратурой, он пишет пьесы с названиями вроде «Рвотный дождь», детство провел в кругу панков, неформалов и прочих маргиналов, читает Кизи и Беккета, так что отправляется в сумасшедший дом. Понимание того, что «веселый проказник» Кизи и Милош Форман дважды чего-то недоговорили в своих «Полетах над гнездом кукушки», приходит сразу же: после того, как два санитара разбивают ему грызло в кровь и отправляют на процедуры. В дальнейшем бить будут часто, а между этими спонтанными экзекуциями герой вспоминает минувшие дни и битвы, где прежде рубились они. Они – это он сам, его наставник Румын (блестящий Алексей Горбунов в самой, наверное, неожиданной роли за свою карьеру) и те самые маргиналы с прозвищами по типу Макоед или Труп. Попутно у героя, кажется, завязываются отношения с медсестрой из дурдома (слегка располневшая после родов, но от этого ничуть не потерявшая в привлекательности Оксана Акиньшина). «Кажется» — потому что в случае с сюжетом фильма «Я» ничего нельзя утверждать наверняка, галлюцинации и видения здесь настолько густо перемешаны с реальностью, что отличить одно от другого решительно невозможно, да на самом деле и не нужно. Вот, наверное, и весь фильм.

Зачем же, в таком случае, о нем так много? Затем, что фильм — о преодолении соблазнов, самых сладких, самых ярких, самых греховных. Затем, что слоган «для тех, кто выжил в 90-е», подходит ему ничуть не меньше, чем «Жмуркам» Балабанова: когда одни стреляли друг в друга из пистолетов со сбитыми номерами, другие стреляли в себя из пятикубовых шприцев с мутным раствором бодяженного мака. Затем, что до сих пор не все понимают, что свободы не бывает слишком много, но вседозволенность и безответственность — это еще не свобода, а никомуненужность и саморазрушение – еще не алкаемый нигилизм. В конце концов, здесь просто великолепный актерский состав, какого не было уже довольно давно, и если в плане режиссуры к «Я»(и Игорю Волошину лично) возникает много вопросов, то в плане силы ментального воздействия равных ему найдется немного. Воздействие, разумеется, будет очень избирательным, ну да и Мамлеева с Радовым не все в силах воспринимать адекватно. Не беда.

P.S. Премьера была в пятницу. Уже в воскресенье мои друзья сообщили мне, что «я уже задолбал с этим фильмом», потому что ни о чем другом я говорить не мог.

P.P.S. Cледуя внутренней логике, оригинал этого текста должен был быть написан кровью. Не вышло.