Будущую (а благодаря блоггерским кинопоказам в центре и настоящую) всенародную любовь России к «Кандагару» замечательно иллюстрирует вчерашняя картинка с премьеры во Владивостоке. На соседних со мной сидениях расположилась молодая пара, достаточно подробно разъясняющая и комментирующая все, что происходит на экране. На эпизоде когда Серега (Владимир Машков) упал животом на неразорвавшуюся гранату, дабы предотвратить гибель товарищей, парень спросил у своей девушки, почему граната, собственно, не взорвалась, и что вообще происходит. Та подробно ему объяснила. Этот незначительный, на первый взгляд, эпизод достоин особо пристального взгляда, поэтому сейчас я начну с общих слов.

Все в России знают, что наша страна некогда развернула специальную операцию в Афганистане, которая обернулась затяжной, бессмысленной и безумной войной. Эти события произошли сравнительно недавно (даже такие 25-летние отторженцы, как я, могут припомнить атмосферу тревоги и всепоглощающей тоски, царящую в те годы), поэтому их считают (не без оснований) «своими» практически все, кто вообще в состоянии ходить в кино здесь и сейчас. Но, поскольку об истинных причинах того конфликта до сих пор пишутся тома и тома, движение «Талибан» никуда не делось, а нефть, оружие и наркотики по-прежнему остаются самым выгодным бизнесом на Земле, собственную точку зрения на ту войну иметь достаточно сложно.

И здесь на помощь приходит режиссер Андрей Кавун, «Централ Партнершип» и гостелеканал «Россия» с фильмом не о буквальной войне (после всенародно обгадившегося Бондарчука туда и ступать-то стыдно), но о ее следах, место которым найдется в каждом жителе России (а не российской федерации). Все это по полной понимают и те, кто сделал «Кандагар», на пару секунд показывая закатанное предплечье Андрея Панина с символической татухой и вкладывая в уста его герою несколько негромких слов. Гражданский летчик, а «оттуда». Потри любого – найдешь Афган. Это правильная точка зрения, и вот почему.

Фильм, безусловно, хорош. Хорош, правда, с поправками «на русскость». В «Дороге на Гуантанамо» Уинтерботтома, которая, если разобраться, про то же самое, только сбоку, упор сделан именно на катастрофичность, абсурдность и античеловеческую сущность самой ситуации, в которой оказались главные герои. В «Кандагаре» же под микроскопом (едва ли не буквальным) оказываются сами персонажи, их трансформации и мутации в абсолютно чужеродной среде, с другим языком, другими чувствами, другим воздухом. Это, по-своему, замечательно, конечно, но идет несколько вразрез с тем киноязыком, который принят на переднем крае. Никакой, между тем, сусальности нет и в помине: фильм достаточно жесток, в меру нагляден и абсолютно убедителен (несмотря на первоначальные протесты прототипа героя Александра Балуева, от которых он позже, в принципе, отказался: само собой разумеется, что на самом деле было жестче, но законы системы тоже ведь надо учитывать). В нем есть чудесные, «золотые» эпизоды, вроде освободительного оргиастического танца под дождем или поездки на велосипеде (вот где пальцы синеют, вжимаясь в подлокотники, если вы понимаете, о чем я). Он, наконец, просто красив.

Но вот знаете, эти слова безымянного имама… «Мы вас победим. У вас есть атомные бомбы, но и у нас они будут через три года. А вы продолжаете женить гомосексуалистов, давать концерты в ваших храмах и торговать своим Христом. Голодные и бедные всегда победят богатых и сытых, если у голодных есть вера. И мы убьем вас во имя Аллаха».

Они ведь абсолютно правдивы, вы это понимаете?