Ранняя опера Генделя – благодать для любителей придворных интриг и любовных недоразумений. В наличии мнимая гибель, нарочитый обман, предательство, прощение, коронация, свадьба, материнская любовь и политические хитрости. За воплощение псевдоисторического сюжета со свойственной ему иронией отвечает Дэвид Маквикар, помещая черный юмор барочной комедии в современные условия.

 

«Гендель создал одну из самых упоительных сатир, одну из самых черных оперных комедий, – говорит Дэвид Маквикар, режиссер-постановщик «Агриппины» на сцене Метрополитен оперы, – Это одновременно умная, ироничная и отталкивающая история о том, на какие ухищрения оказываются готовы люди, чтобы занять высокое положение». 
 

Описание вызывает в памяти коллизии сразу нескольких популярных сериалов – от «Игры престолов» до «Карточного домика», и это символично: из всего многообразия современных развлечений повальное увлечение сериалами, пожалуй, лучше всего рифмуется с одержимостью оперой в эпоху барокко. 
 

В XVIII веке поход в театр был неотъемлемой частью жизни, особенно полюбившиеся оперы ходили слушать вновь и вновь, тем самым продлевая их жизнь на подмостках. Так произошло и с «Агриппиной» 24-летнего Георга Фридриха Генделя. После премьеры в Венеции в сезон 1709/10 года спектакль выдержал 27 представлений, что по меркам эпохи было феноменальным успехом.
 

Прихотливая итальянская публика оказалась покорена иностранцем, что случалось не так часто. Сегодня мы называем Генделя немецким композитором, но на время описываемых событий Германии как единого государства не существовало, и современники именовали его саксонцем – по названию его родной земли («да здравствует милый саксонец!», – раздавались в зале крики на премьере «Агриппины»). Выход за границы «национального» – характерная черта биографии и музыки Генделя: его оперы стали весомым вкладом в развитие итальянской традиции, позже, в годы жизни в Британии он приучил к ним местную публику, да и сегодня для всего мира его имя остается одним из главных символов барочной итальянской оперы. 
 

О чертах характера и личной жизни композитора известно не так много, однако из сохранившихся источников мы знаем, что в молодости он был красив и нравился женщинам, однако ни с одной из них не связал себя узами брака, видимо, предпочитая свободу действий и передвижений. При этом многие страницы его музыки, кажется, красноречиво указывают на то, что глубокое любовное чувство было Генделю знакомо – именно любовь становится альтернативой ослепляющей погоне за властью в истории «Агриппины», возрождающей события древнеримской истории. Любовный дуэт Оттона и Поппеи – один из самых пронзительных фрагментов оперы, ее тихая кульминация.
 

Либретто написал кардинал Винченцо Гримани, венецианец по происхождению, в 1708 году занявший пост вице-короля Неаполя: надо полагать, этот человек знал о механизмах борьбы за власть и ее удержания не понаслышке. Сюжет строится вокруг интриг Агриппины: жена императора Клавдия, она пытается посадить на трон своего сына от первого брака Нерона – в будущем печально известного императора. Когда план удается, Агриппина поет: «Теперь я могу умереть спокойно» – и сама не представляет, насколько оказывается права. Это событие не нашло отражения в опере, но из текстов древнеримских историков нам известно, что спустя время приказ об убийстве Агриппины отдаст не кто иной, как облагодетельствованный ею Нерон. 
 

«Если вы никогда не слышали опер Генделя, «Агриппина» – прекрасный выбор для начала знакомства: она очень легка для восприятия», – говорит Дэвид Маквикар. Ключевым персонажем, чьи интриги и искусные манипуляции продвигают действие вперед, здесь предсказуемо оказывается сама императрица, партия которой предназначена для меццо-сопрано. В постановке Метрополитен опера, которую Дэвид Маквикар перенес из театра Ла Монне, в заглавной роли мы увидим Джойс Дидонато. «Она – одна из величайших выступающих сегодня генделевских певиц, – говорит режиссер, – Если вы когда-нибудь видели ее на сцене, вы знаете, что она обладает довольно язвительным чувством юмора. Я уверен, что роль в этой постановке позволит Джойс проявить эту ее черту».