Если чего и стоило менее всего остального ожидать от экранизации романа Габриэля Гарсия Маркеса режиссером «Донни Браско» и «Гарри Поттера и Кубка Огня», то это самой гнусной мыльной оперы, какие только бывают, — с рыдающими на фоне португальского зноя сорокалетними мужиками, усатыми докторами-соблазнителями, повальными сношениями и приторным до тошноты хэппи-эндом из разряда «…и умерли в один день от оргазма».

Получилось однако именно так, и это прискорбно. Дело даже не в том, что сама по себе задача сделать кино из книги Маркеса – дело не для слабых духом, хотя и это, конечно, тоже, а в том, что напрочь фальшивая искусственность повествования гноит весь смысл такой постановки на корню: ну кому нужны еще одни «Богатые тоже плачут», только длиной в два с половиной часа и с саундтреком от Шакиры?

Для того, чтобы ставить на большом экране психологическую прозу, нужно быть отважным и уверенным в себе человеком. В противном случае получится либо как у наших – Кафка с Женечкой Мироновым без грима в роли таракана, либо как у Ньюэлла — «Любовь во время холеры» с Хавьером Бардемом, который, конечно, крутой парень и свой в доску, но – беда – зависит от него исключительно мало. Не проблема, что порой происходящее на экране похоже на театр абсурда – да кто был бы против абсурда самого по себе в фильме по Маркесу?

Но тут, начиная примерно со второй трети фильма, актеры ходят в ужасном гриме, который не вызывает ничего, кроме смеха, говорят с карикатурным акцентом и совершают поступки, один другого нелепее. Возможно, это была бы славная потеха, если забыть о первоисточнике, где тонкие нити повествования нервно тянулись к финалу, штопая ваше измученное сердце, смерть была смертью, жизнь – жизнью, а любовь – любовью, и все это – единым целым, а все житейские попрыгушки Флорентино Ариса и Фермины Даса – лишь ширмой для настоящего. В фильме Ньюэлла только этот занавес и остался.

За мишурой, фольгой и серпантином масштаб оригинального повествования безвозвратно теряется. Война служит лишь предлогом для очередной бабищи запрыгнуть к Флорентино в постель, смертельная болезнь – таким же предлогом для другой, социальное неравенство, поделившее страну на несколько враждующих лагерей, — для нескольких сотен третьих (да, наш Бардем быстро входит во вкус, за то и любим). Спасибо и на том, что обошлось без подкинутых на крыльцо младенцев в корзинках с письмами типа «Воспитайте его, как родного!».

Начинается и заканчивается фильм одинаково: Флорентино пишет Фермине трогательные любовные письма, после чего она понимает, что жить без него не может и не хочет. В этой цикличности есть свой подвох: между стартом и финишем проходит более пятидесяти лет, которые, впрочем, имели какой-то смысл лишь в оригинале: здесь же мы видим одних и тех же людей, на которых разве что надели седые парики и нарисовали морщины под глазами.

Нравственные перемены, метаморфоза, которая происходит с Флорентино, превращая его из лузера и, что уж греха таить, соплееда, в ловеласа и хитроприщуренного казанову, ничем не объясняются и выглядят приколом из разряда: «А давайте у нас будет так». Банальности, которые у Маркеса, были произнесены со вкусом и каким-никаким достоинством, с экрана звучат хорошо, если не пошлостями. Удивительнее всего то, что этот паскудный карнавал не видит берегов и не знает границ: каждый раз, когда кажется, что дальше уже некуда, появляется очередная веселая молочница или цветочница или голубятница, весело задирает перед Флорентино юбки, а тот посмеивается в усы и заводит мутные речи о том, что «его любят, потому что чувствуют, как он одинок». Тьфу.

Была у нас неснимаемая книга. Сняли. Получился несмотрибельный фильм. Ну и кому оно надо?