С самых первых кадров фильма невозможно ошибиться в имени его режиссера. На этот раз Павел Руминов решил выйти за рамки фестивалей и покорить широкий прокат, и сделал это так, чтобы его сразу запомнили. «Мертвые дочери» стали одним из немногих современных фильмов, оправдавших ожидания вопреки широкомасштабной рекламной кампании. И уж точно, это первый настоящий российский фильм ужасов, вышедший на большие экраны. 

Жанр «страшного кино» в последнее время скомпрометирован настолько, что каждый новый фильм, в анонсе которого звучит слово «ужасы», воспринимается в лучшем случае с подозрением, а чаще – со скепсисом. Все дело в том, что как-то совсем не попадается сейчас настоящих кино-ужасов, тех, от которых действительно страшно. Сегодняшний «глянцевый» хоррор основан на дешевых эффектах неожиданности и натуралистичности. Легко заставить человека вздрогнуть, выпрыгнув с громким криком из-за угла. Это как рассмешить ребенка, «пересчитав» ему ребра. Только вот смех этот и этот страх – совсем ненастоящие, фальшивые, искусственные. 

Как тут не вспомнить с ностальгией лучшие образцы фильмов ужасов прошлого, при просмотре которых было действительно страшно – причем, не от того, что кому-то отрезали очередную конечность, или кто-то резко выпрыгнул под крещендо, а от осознания. Это осознание природы страха. Оно приходит не сразу, и постепенно все больше проясняясь порождает смутную тревогу, которая в конце концов перерастает в неизбывный и безысходный удушающий ужас. И как все-таки приятно, что «Мертвые дочери» относятся скорее к этой классической модели фильмов ужасов, нежели к новомодному «глянцу»! 

Естественно, Руминов прекрасно знает наперечет все стереотипные приемы, используемые, чтобы напугать наивных любителей попкорна – все эти полусекундные проскальзывания в кадре фигур в белых балахонах под мощный аккорд из саундтрека, литры вязкой крови, метаморфозы с глазами и синюшные губы, проглядывающие из-под длинных черных волос. Больше того, он их даже использует – но до чего умело и тонко: ни один из штампов в «Мертвых дочерях» в итоге не используется по привычному назначению. Они скорее отрицают сами себя, служа лишь антуражу. Не поддаваясь логическому анализу, они постепенно где-то в подсознании складываются в общую картину, сложную мозаику, в которой не хватает одного, самого главного элемента – ключевого действия. 

Определение «ключевое действие» здесь употреблено совсем не случайно. Многие помнят, что именно так по-русски почему-то назывался первый фильм Павла Руминова Deadline, получивший относительно широкую известность. И если в том случае подобное название было скорее не к месту (английское deadline имеет совершенно другое значение), то к «Мертвым дочерям» оно подошло бы идеально. Действительно, весь фильм является последовательностью разных действий, сначала незначительных, но затем все более фатальных, которые, будучи связанными в одну цепь, приводят к тому самому ключевому действию. Действию, от которого кровь стынет в жилах, по спине пробегает холод, перехватывает дыхание и пересыхает в горле. Ключевое действие – финальный монолог, обращенный к мертвым дочерям, – все расставляет по своим местам. И не ужасаться этой расстановке невозможно. 

Такая композиция навязана фильму самим сюжетом. Для мертвых дочерей все то, что они делают с материальным миром – игра. Они навязывают людям свои правила, и режиссер фильма предлагает зрителю тоже сыграть в своего рода игру. Условие всего одно, но только неотступное его соблюдение поможет узнать, что же поставлено на кон. От зрителя требуется просто досмотреть кино, не растеряв по пути свое внимание. Казалось бы, что тут необычного? Но все не так просто, как кажется на первый взгляд. На пути к финалу расставлены многочисленные ловушки. 

Первая сложность связана с визуальным восприятием фильма – в нем нет ни одного статичного кадра. Камера на протяжении всех двух часов картины непрерывно дергается, плавает и скачет, эмулируя нервную любительскую съемку «с плеча» (хотя в одном из моментов в отражении огромных очков героя можно прекрасно рассмотреть оператора, работающего со штативом – такова уж стилизация). Поначалу это воспринимается адекватно: скачущая картинка только подчеркивает напряженность, нервозность и динамичность сцены, с которой начинаются «Мертвые дочери». Ведь на самом деле, этот прием очень эффективен при умеренном использовании. Но уже через несколько минут такой «качки», когда понимаешь, что так будет весь фильм, действительно начинает укачивать. Где-то после получаса непрерывной борьбы с тошнотой и головокружением, вспомнив все известные способы борьбы с «морской болезнью», начинаешь ловить себя на желании покинуть зал. Особенно трудно вестибулярному аппарату приходится в динамичных моментах, смонтированных «урывками» в лучших традициях жанра. 

Масла в огонь подливает фирменная руминовская стилистика – темные мрачно-серые выцветшие краски с преобладанием темно-зеленого несомненно напомнят все о том же «Дедлайне». Вообще, в этом плане фильм «Мертвые дочери» выглядит как родной брат (или, если угодно, как родные сестры) «Дедлайна»: абсолютно неизменная цветовая гамма, идентичные крупные планы, очень похожие сцены, даже интерьеры выглядят в чем-то одинаково. Видимо, это то, что уже можно назвать стилем режиссера Руминова. Впрочем, не хочется раньше времени навешивать ярлыки. 

Итак, принимая правила игры и смирившись с формой подачи, зритель обходит первую ловушку, и тогда настает черед актеров. Тут нареканий не так много – ансамбль все же подобрался неплохой, в самый раз к фильму. Особенно яркими и сочными вышли эпизодические персонажи: мальчик-продавец в музыкальном магазине, театральная дама с кефиром, даже «колдунья». Но то ли по задумке, то ли по недосмотру режиссера время от времени некоторые люди на экране превращаются в роботов, безэмоционально читающих свой текст. Обычно это происходит на довольно больших по кинематографическим меркам тирадах, отчего их смысл уловить становится очень трудно. 

Но самая изящная ловушка поджидает любителей предугадывать финал и пораньше покидать кинозал, а такие найдутся всегда. Специально для них перед непосредственной кульминацией разворачивается эффектное многоплановое действие, весьма успешно мимикрирующее под кульминацию в том виде, к какому мы привыкли в голливудских фильмах. Этот эпизод и правда шикарен: целенаправленный дождь из сотен дротиков, летающий бык, космическая ракета и еще какая-то чертовщина – все это действительно весьма смахивает на апофеоз развития истории, после которого остается добавить коротенькое лирическое послесловие и запустить титры. Но ведь это не Голливуд, вот что забывают доморощенные гении дедукции, ведь самое главное (и самое страшное) еще только впереди! 

Однако не надо думать, что весь фильм создан лишь как помеха на пути к достойному финалу – отнюдь нет. Приспособившись к тряске и найдя зерно сути в словах героев, от фильма можно получить немало удовольствия. В первую очередь, конечно, от фирменного руминовского юмора. Этот юмор не комедиен, он гораздо более тонкий и предназначен для самых внимательных. Он даже не ситуативен, хотя непосредственно зависит от ситуации. Вся изюминка руминовского юмора – в деталях. Одна незначительная деталь на фоне может перевернуть весь эпизод с ног на голову. Всего один постер на стене в комнате превращает трагичную ситуацию в фарс. Одно добавленное слово или интонация в диалоге в корне меняет его восприятие. И обнаруживать такие мелочи – истинное удовольствие для ценителей, коих наверняка найдется немало. 

Кроме того, в «Мертвых дочерях» есть простор и для размышлений. Например, пусть не красной линией, но довольно четко через фильм проведена идея границы между добром и злом, хорошим и плохим. Оставив в покое поведение обреченной пятерки в отведенное им время – с ними все понятно, можно просто остановиться на сцене в театре и том выводе, который можно вынести из речи слегка безумной театральной дамы с кефиром. Абсолютного зла не бывает, как наверное и не бывает на свете ничего абсолютного вообще. Даже зло – одно из самых конкретных из абстрактных понятий – имеет «обратную сторону», точку кипения, в которой оно превращается в благо. Эта философская дилемма – хороший задел для полного переосмысления всего фильма. 

Подводя итог, можно сказать, что фильм «Мертвые дочери» оправдал многие, даже самые смелые ожидания. Это самый настоящий фильм ужасов – без мишуры и «глянца», без чертов в табакерке и анатомического реализма. Он не будет постоянно держать вас в страхе – нет, вы даже чаще будете хихикать, чем вздрагивать. Зато в финале ужас проберет вас до мозга костей и вы вряд ли забудете в первую же ночь обиженный топот детских ног. 

Ну, а Павел Руминов уверенно проложил себе путь в большое кино. Будем надеяться, что он не изменит вектор своего творчества и порадует нас еще не одной хорошей картиной.