Камень в полтонны лежит на сердце, когда смотришь «Подмену». И кажется: вот оно, кино, задевающее самые болящие чувства и тёркой проходящее по эмоциям, да так, что не отпустит еще долго, будет тревожить, жить в памяти, возвращать к себе… Но что-то прерывается, останавливается, и все тяжелевший камень как-то очень быстро теряет вес, исчезает, а в сухом остатке — сухие слова и простая аналитика.

Клинт Иствуд снимает очень старомодное кино, причем, в хорошем смысле старомодное, не как, скажем, последний фильм Вуди Аллена, — конечно же, неторопливые разговорные драмы; конечно же, с плоскими персонажами и основными событиями, происходящими где-то за кадром. Так снимали годах в шестидесятых-семидесятых, откуда как раз и родом Иствуд-режиссер. И «Подмена» тоже в полном смысле такой по-иствудски старомодный фильм: неспешный, но не занудный; трогающий и волнующий, но не пробирающий; политически-социально актуальный, но беззубый; красивый, но не слишком.

Но при всей своей выдержанности, стройности и выверенности «Подмена» неоднородна, как лоскутное одеяло, сшитое широкими стежками из разных жанров. Из криминальной драмы, которой кажется этот фильм поначалу, он мутирует в драму судебную, а потом и вовсе скатывается до банальной мелодрамы, едва не дотянув до хеппи-энда. Подобные комбинации, а особенно мелодраматичные финалы с блаженной улыбкой на лице, всегда удивляют и вызывают недоумение. Есть бесчисленное множество фильмов, которые могли бы быть в разы сильнее по своему эмоциональному воздействию и помнились бы гораздо дольше, не скатись они к хеппи-эндам или к обнадеживающему намеку на него. Но по каким-то причинам режиссеры этих фильмов предпочитают не ставить точек, отделываясь многоточием. Может быть, виной глуповатые обывательские фокус-группы, которые не хотят «грузиться» в кино, или дрессированные продюсеры, считающие, что уж они-то точно знают, чего хочет их зритель. Но когда сильнейшие ключевые переживания сразу же замазываются толстым слоем патоки, они навсегда теряют силу своего воздействия на зрителя, забываются, замыливаются, а вместе с ним теряет свою эмоциональность и весь фильм. Особенно, если это не единственный отвлекающий фактор.

Сила «Подмены» — в сюжете, почти документальной истории о сумасшедшем изверге, замучившем и убившем почти два десятка детей, изложенной через призму вопиющего случая полицейского беспредела и трагедии матери одного из этих детей. Очевидная слабость фильма — в Анджелине Джоли, которая актриса примерно настолько же, насколько Кристина Орбакайте — певица. И черт бы с ним, с актерским талантом и мастерством, если бы на Джоли было хотя бы приятно посмотреть, но ведь как раз наоборот. Анорексия в самом отвратительном своем проявлении сделала из когда-то Лары Крофт ходячую иллюстрацию нацистских ужасов Освенцима: торчащие во все стороны кости, которые еще каким-то чудом все-таки обтягивает кожа, руки-ноги-палки, впалые щеки, чернеющие глазницы (ай да перманентный макияж!) над свисающими губами-сардельками. А прибавьте сюда обильные белила по последней моде двадцатых годов — вряд ли такое зрелище можно назвать не то чтобы приятным, хотя бы не отталкивающим. Бедняжка, наверное, ходит уже с трудом на своих ходулях, какая уж тут игра — ее нет. И если для всяких второстепенных картонных персонажей, вроде полицейских, такое положение вещей не только простительно, но и вполне естественно в общей стилистике фильма, то главная героиня столь эмоционального фильма просто не может быть деревянной куклой. Но увы.

И все равно, «Подмена» — отличное кино, сильное, цепляющее, затягивающее. Старик Иствуд свое дело знает: он как первоклассный столяр даже из гнилых досок сколачивает удивительно прочный гарнитур. Поэтому и фильм у него вышел не только эмоциональный — как ни крути, нет ничего трагичнее обманутой матери, потерявшей своего ребенка, — но и очень красивый (здесь уж никаких сомнений, номинации американской киноакадемии за декорации и операторскую работу абсолютно заслужены). Пусть и на один раз.